i. карандаши

виктория приносит яркие разноцветные карандаши — она стащила их из учебной комнаты, куда им троим запрещено заходить. принесла разноцветный альбом с чужими яркими, красочным рисунками.

вот семья стоит под обжигающими лучами солнца и поклоняется рогатому богу — у него в руках красные и желтые ромашки и он тоже улыбается своей клыкастой пастью. на другой странице под огромной радугой он разгоняет черные-черные тучи и маленькие человечки радостно поют песни. дальше — кто-то кланяется огромной серой статуе в храме. на коленях сидит маленькая фигурка томаса — юкка узнает его по рыжим кудрявым волосам и россыпи веснушек. томас в черной будто смоль одежде держит что-то красное в руках и оно светится ослепительным золотым светом.

— хочешь чего нарисовать? — у виктории мягкий бархатный голос и ее русые волосы щекочут его ухо, а еще она улыбается. легко и радостно.

он кивает и берется за дело: на последней свободной странице их бог сжирает сердце томаса и мерзко скалится из ночной мглы. руки виктории у его ног цепко сплетаются лентами и обвивают лохматые лапы не давая сдвинуться.

небо киноварью растекается за спинами.

через несколько дней юкка впервые узнает, что их бог ненавидит оскорбления, что он рассказал обо всем главному жрецу, что главный жрец обязательно должен преподнести урок маленькому непослушному апостолу. юкка узнает об этом стоя босиком на холодном деревянном полу храма в полумраке потрескивающих свечей. 



— раздевайся, — у главного жреца хриплый голос, от которого бросает в дрожь. юкка неохотно стягивает с себя простую черную одежду, — быстрее!

запах ладана скользит по мурашкам на голой коже.

ii. камни

едва нагретые солнцем камни от его дома [одного из самых больших и просторных в общине с бесполезными пустыми комнатами залитыми солнечным светом ; и c такими же удивительно темными даже в полдень ; деревянными стенами и огромной террасой ; дома, который возвышается в центре и находится на виду у всех ], выложенные дорожкой до самого храма, тепло, но остро впиваются в босые ступни.

— не торопитесь, — девушка за его спиной [он уже не запоминает их имена, да и за три месяца, которые она провела с ним, они разве что пару раз заговорили] нервно дергает его за край рукава и шепчет тихо-тихо, теребит волосы, собранные в косу и, оглядываясь по сторонам, добавляет с дрожью, — так положено. мне сказали вас не торопить.

а ему кажется, что если они не поторопятся, то он умрет в эту же секунду не дожидаясь исхода.

пыль поднимается под коленями десятков человек, когда они наконец-то подходят к храму. он идет среди растрепанных макушек и согнутых в белых одеждах спин. они царапают ногтями землю и она тут же забивается под ногти. кто-то особенно решительный поднимает взгляд и, охнув, шепчет «беда!», но этот его шепот в абсолютной тишине оглушительно разлетается и достигает ушей всех собравшихся. вся эта бесформенная человеческая масса с блаженными секунду назад лицами, теперь в ужасе начинает перешептываться и оглядываться.

он останавливается, толпа умолкает.
— пожалуйста, только не оглядывайтесь. вам нельзя, — опять нервно бормочет женский голос за спиной.
— что случилось?
— ваши ноги… — он опускает взгляд.
. . .

здесь всегда прохладно и пахнет воском и ладаном. от сладкого запаха кружится и болит голова и почти сразу начинает тошнить. в полумраке, когда сил не остается вовсе, его подхватывают под локоть и помогают дойти до алтаря. босые ступни оказываются на голом дощатом полу и половицы тут же жадно вбирают в себя красные следы.

острое лезвие ножа режет линии жизни и сердца на раскрытой ладони. кровь стекает в подставленную чашу. потом ее до краев наполняют кислым вином.

— пей, — они впервые встречаются глазами, — до дна.

он протягивает кубок и черный хлопок рукавов, скатываясь, открывает белые тонкие полоски шрамов. когда чашу уносят, закончив молиться, он вновь берет нож, вспарывает себе живот и достает сердце

«теперь оно твое»

iii. радость

она поет детскую песенку, которую пела мама. мамы давно не стало, но осталась эта песня.

солнечные блики, раскиданные кристаллами ловца солнца, бегают по комнате и путаются в ресницах спящего. ей нужно все ему рассказать, поэтому она терпеливо ждет со вчерашнего дня.

— о! вы проснулись? что он вам подарил? мне — язык. говорят, это к удаче.

если бы он не проснулся сам, ей бы пришлось разбудить его совсем скоро. как же ее это утомило. но теперь какое-то время апостол будет его проблемой.

она искренне рада.

если совсем честно, то он ее пугал...