Где-то совсем на границе восприятия слышится гул, эхом просачивающийся сквозь толщу земли, будто неторопливо пробуждающиеся древние боги отбивают ритм в истрёпанную мембрану бё-дайко. Его источник - тень, ползущая по краю сознания с неотвратимостью (техногенной, как иронично) катастрофы. Звук его тяжёлых шагов похож на далёкие громовые раскаты, пробивающиеся сквозь плотный туман.

Зои, зашедшая с Пустошей, до сих пор успешно избегала его, двигаясь перебежками, маскируя свой сигнал под статический шум, одеялом укрывший этот сектор кладбища разбитых надежд. Один раз монстр прошёл так близко, что пришлось, подобно Улиссу, закрыть уши синтвоском: дробный лязг бронепластин, сталкивающихся друг с другом на каждом шагу разогретого солнцем титана, чуть не оглушил её.

Его, а не группу безымянных солдатиков, чёрным гребнем прочёсывающих развалины, она считала настоящей угрозой, и теперь - поплатилась за своё пренебрежительное отношение к мясу. Они сгруппировались вокруг эхо-точки "чёрного ящика", подтверждая враждебный контакт: на любом поле боя, где ресурсов и так не хватает, сначала стреляй, потом спрашивай - Господь узнает своих.

Первый выстрел ушёл в молоко, скользнул поцелуем в бетон в сантиметре над макушкой.

Три пары невидимых глаз ['что ты возишься' / 'ЭМИ, нетраннер' / 'есть ЭМИ'] выслеживают её как самую настоящую дичь, и это в своём роде в новинку: сколько лет между этим бессмысленным мясом и чужим дулом стоят стройные ряды Касторов? Три пары, нет, две - скрипт продирается наконец через слои Чёрного ЛЬДА, погружаясь разрядом в мозг как десертная ложечка в... - пары невидимых рук поудобнее перехватывают винтовки, раздирают сапогами землю, зажимают в тиски.

Она, непривычная к стычкам на передовой, успевает уйти из зоны поражения - едва.

Свинец входит в мясо на излёте, легко и быстро, как ложечка в свежий тирамису. Зои [ с торжествующей улыбкой водружает свечку на посыпанный тёртым (натуральным, послушай как пахнет) какао крем, поджигает от Зиппо: розовые блёстки мерцают под светом бумажных фонарей как звёздная россыпь. Запертая в клетке парафина и дешёвых кислотных красителей... и всё равно. ] падает под аккомпанемент захлебнувшейся очереди; глухая, глубокая боль вгрызается ей под ребро, рвёт жалом предплечье, роняет густой багрянец прямо в песок. Одной рукой она пытается оттянуть неожиданно непослушное тело, укрыть его в тени обгорелых обломков, а другой, онемевшей - судорожно хватает светошумовую из подсумка

[ Она подвигает тарелку поближе к хмурому человеку напротив: он, погранично неправильный, весь состоит из швов реалскина и вычурно оголённой оплётки проводов - меньше, чем человек, больше, чем машина. Зои накрывает его ладонь своей, другой снова толкает тарелку с десертом - ещё на полдюйма. Кастор смотрит на неё с невыразимой тоской, как на чудачку, отказывающуюся смириться с реальностью, или слегка раздражающее, но полезное животное, уничтожить которое пока что просто не поступало приказа.

"Поживи немного," - тускло бормочет она, пряча севший от волнения голос за коротким кашлем в кулак, - "цель никуда не денется." Перед её глазами проносятся одно за другим десятки, а то и сотни идентичных друг другу лиц, и в каждом она надеется однажды найти что-то. И в каждом видит очередную, вычищенную до стерильности версию разума. Но этот - вздыхает, и всё-таки берётся за десертную ложечку. ]

Воздух кажется вязким, как сгущённое молоко, каждый вдох отдаётся волной чистейшей агонии в самые потроха. Запах крови и бетонной пыли забивается в ноздри, кружит голову, затылок тупо утыкается в кусок горелой обшивки: она старается вспомнить каждый момент, когда Касторы становились между ней и физическим миром, каждую каплю холодного спокойствия - и закрыться в этих воспоминаниях, как в доспехах высотников.

Белёсая вспышка ЭМИ шаровой молнией лопается за спиной, царапает нервные окончания; это нестрашно, думает Зои, всё-таки прогоняя на всякий случай быструю системную диагностику: что значит электромагнитный импульс против систем, способных выдерживать радиацию открытого космоса.

Несколько (бесценных) секунд передышки выбивают гранату из её трясущейся, ослабевшей ладони - мир сужается до одного-единственного момента, до одной, пульсирующей болью идеи: это самоубийство, но она не имеет ничего против смерти, если это значит - ты хотя бы пыталась. Зои цепляется за дрожащие остатки соединения и зацикливает фидбек на частоте раций, усиливая локальную сигнатуру присутствия безликих (она не разглядела нашивок) солдат.

Ни дать ни взять, сцена из старых вестернов - и по закону жанра кто-нибудь обязательно проиграет. Кто-нибудь, не она.

[ Пыль и звёздный свет за толстым плексом иллюминаторов кажутся слишком сонными в окружении алой подсветки. Кастор проталкивает её сквозь ручеёк возмущённых людей к открытому зеву шлюпки - просто и буднично, будто бы не лишая кого-то другого шанса на спасение, не оставаясь на обречённом борту. "Поживи немного," — говорит ей на ухо, ударяя по внешнему замку люка, разрывая связь между ними. И когда она смотрит на него в последний раз перед тем, как спасательная капсула окончательно оторвет её от привычной реальности, в его глазах мелькает что-то похожее на сожаление.

Или так освещение пляшет на водянистом глянце имплантов. ]