Копыта тяжелыми ударами вздымали влажную от талого снега и крови землю. Над городом поднимался густой, точно молоко, туман, разрываемый бликами восходящего солнца. После долгих дней осады город пал, сдаваясь на милость новгородскому князю, пришедшего с яростью и сталью. К небу поднялись копья, перекрыл лязг оружия и храп коней рев дружины. Ударом плеча молодой князь сбил с ног полоцкого защитника наземь, следом за ним дружинник вогнал под ребра падшего врага копье. Владимир ревел, точно бык, разъяренный от крови и железа, тело его, налитое свинцом, не знало усталости.

- Слышишь, князь, - рычал Владимир, ступая меж павших тел полоцких солдат, коими усеяна была земля и за частоколом, и внутри стен, на которых еще шло вялое сопротивление владимировым варягами и дружинникам. – Я сказал тебе, что утоплю твой город в крови. В назидание. И в прощение за оскорбление, нанесенное мне.

Он ударил себя в грудь, ведя колким взглядом синих глаз по оконцам домов, в которых прятались жители города, а за их спинами – Рогволод. По виску Владимира струилась кровь поверх запекшейся, смывая дорожную грязь и пот, собиралась на подбородке и срывалась вниз, к сырой земле.
Ответом Владимиру была тишина.

Князь раздраженно отбросил щит в талый снег и развел руки в стороны, в одном из которых держал меч; лезвие его мокрое от крови отдавало весеннему утру пар чужих жизней, отнятых силой. Владимир обнажил зубы, розовые от кровавой слюны. За спиной его подтягивалась дружина, добивающая остатки защитников города, врывавшаяся в близстоящие дома. Издали послышался женский крик, высокий и пронзительный. Кто-то из варяг добрался до жителей деревни, до девок, спрятанных по погребам и конюшням.

- Мое предложение в силе, старик, - крикнул Владимир, - твоя дочь и твое войско в обмен на мою милость. Выходи, иначе я вырежу каждого мужика, бабу и младенца в твоем городе!

Последнее князь прорычал сквозь зубы, быстро теряя терпение и в уголках его рта запузырилась кровавая слюна. Движением меча он послал несколько дружинников вперед, к запертым дверям одного из крупных на площади домов. Их встретило несколько истощенных долгой осадой солдат. Один из них худой и жесткий, как пружина, вывернулся из-под рук дружинника и кинулся на Владимира. Они схлестнулись мечами, защитник города сыпал быстрыми, режущими ударами, которые князь едва успевал отражать. Толчок в грудь, уворот, блеснула сталь. Выпад он едва успел отвести, бок задело по касательной, рассекая кожаный доспех и напряженную плоть рюрикова потомка. Владимир зашипел, щеря зубы, выронил меч, выбитый под неудобным углом, и поднырнул снизу, выхватывая кинжал из-за пояса. Лезвие он вогнал левой рукой, ударил под ребра с силой, повалившись в снег вместе с соперником, следом нанося еще два тяжелых колющих ударов. Тяжело дыша, стоя в снегу и грязи на коленях, Владимир облизал губы, глотая сырой утренний воздух и стащил шлем с поверженного врага. Под ним лежал мальчик лет четырнадцати, чья жизнь утекала сквозь раны в левом боку, багровым цветком распускаясь под одеждами.

Послышалась новая волна нарастающих криков, его дружина выломала двери в залу, откуда пахнуло теплом, овечьей шерстью и полынью. Он слышал проклятия, а подняв голову – увидел и  вероломного князя – старика с белой головой, невысокого и сбитого, с окровавленным лицом, искаженным гримасой боли. Убитый им мальчик был младшим княжичем.

Владимир поднялся на ноги, сплюнул кровь со слюной и, подхватив с земли и меч, и щенка за шиворот, двинулся внутрь. Тела юнца, точно мешок, легко отозвалось на его движение. Ноги княжича волочились по земле, голова безвольно свисала на бок, когда он вошел в просторный дом и с усилием швырнул мальчика на дощатый пол и солому. Всюду слышались стоны, женские крики, рев и сталь.

- Чего у тебя больше, князь, - медленно заговорил Владимир, глядя на Рогволода, стоящего на коленях и удерживаемого тяжелой рукой Добрыни, его верного ставленника и дружинника, - гордости или сыновей?

Владимир Святославович медленно улыбнулся.