Бертрам

Внутренний двор замка пестреет килтами и мантиями в клетку того или иного клана, доминирующий цвет зелёный. Зелёный с синим — МакНил, тёмно-зелёный с красным — МакСуини, зелёный с синими, жёлтыми и красными полосами — МакМиллан, а Макинтоши в зелёном с тонкими красными и жёлтыми полосами. На МакЛохлане тёмный килт с клеткой из зелёных и красных нитей, и такой же расцветки подкладка мантии. Он приходит, когда уже большая часть волшебников влилась в часовню, почти к самому началу мессы.

— Мистер и миссис МакМиллан. Мэган, прекрасно выглядишь*, — не задерживаясь на обмен любезностями с этими и любыми другими родственниками, Бертрам проходит в украшенную к Рождеству часовню, становясь, как и все верующие, на колено и осеняя себя крестным знамением. Святая вода пока не научилась определять Пожирателей смерти и сжигать их тела, когда омоченные пальцы прикасаются ко лбу. Далее он проходит между скамьями и садится подле своей матери и отца, за которыми ему машут младшие сёстры. Фионелл сидит чуть дальше со своим супругом и ребёнком, качая на руках второго. Поприветствовав ближайшую родню жестами, Бертрам блуждает взглядом по ряду голов. Кивает близким родичам и знакомым с лёгкой улыбкой, подмигивает ребятне.

Месса не выделяется ничем примечательным. То вставая, то снова садясь, то отвечая хором на обращения священника, разношёрстная толпа шотландских магов и чародеек смиренно склоняет головы в молитвах. Проповедь — скучная и невыразительная — посвящена, конечно, любви к детям и важности взращивания в юной душе добродетелей и качеств, отличающих ... рабов. Отличающих рабов, стадо овец, боящееся выйти за ограду пастыря, так? — рвётся с языка Берти. Он мрачно хмурится, выглядит крайне сосредоточенным и увлечённым. Крёстные родители младеницы приносят ритуальные обещания, священник брызгает дитя освящённой водой, и затем, проходя меж рядов, орошает и паству. На этом всё, голодные желудки требуют жареного мяса, эля и вина.

В окружении щебета приехавших на рождественские каникулы Шоны и Эйвы Берти выходит во двор, идя следом за всеми дорожкой, ведущей внутрь замка, в зал. Он здесь всё знает, он будущий наследник Эдвингарда, который снискали его предки, но сегодня не чувствует здесь себя таким же своим. Отец останавливает, крепкой хваткой обвив пальцами плечо, когда МакЛохлан разговаривает с младшей:

— Помнишь отца Ангуса? Шона его хорошо помнит, да, Шона? Когда он тебя крестил... Папа?

— Тебе не следовало опаздывать, Бертрам. Отойдём, мы с матерью хотим с тобой поговорить.

— Да. Идите, я скоро приду. И, Шона, смотри, чтобы она не съела всё до моего прихода! Что случилось?

Отойдя с родителями в пронизываемый солнечными лучами прохладный коридор, Бертрам хмурится. Мама серьёзно смотрит на папу, словно чего-то ждёт.

— Я должен перед тобой извиниться, Бертрам, за то, что временами проявлял грубость и излишнюю жёсткость. Должен сказать, что временами ты их заслуживал, но я, как твой отец, всё ещё несу ответственность за твоё воспитание, поэтому это и моя вина тоже, — говорит Конах МакЛохлана, поднимая тяжёлый взгляд на сына. С тех пор, как сразу после выпуска Бертрам со скандалом ушёл из родного дома и поселился в Эдинбурге, он лишь пару раз виделся с родителем в Лохлэнн-крофте, и оба раза встреча оборачивалась не лучшим образом.

— Это на тебя исповедь так подействовала?

— Бертрам, — мама не смотрит укоризненно, достаточно того, что она просто смотрит своим проницательным взглядом бездонных грустных глаз.

— Ладно... Прости, пап. Я разозлился. Должно быть, я слишком гордый. Прости, — он почти в действительности выглядит сожалеющим, послушным. Смотрит вниз куда-то в сторону, вздыхает. — Ладно, ну...

Отец и сын обнимаются, когда из зала уже доносится шум и гомон веселья. Следом Берти обнимает маму, поглаживает по спине.

— Всё хорошо? Теперь можем отпраздновать. Я так и не спросил, что вы подготовили в подарок новорождённой...

За негромким разговором все трое возвращаются к остальному народу.

— И, Бертрам, — говорит Конах. — Какие бы планы у тебя сегодня ни были, я прошу тебя остаться до конца празднества.

— Да, пап. ...А кто это у нас?! Конни!

— Нет, я Адэр. Конни — вон, — отвечает светловолосый мальчуган, на которого Берти переключил своё внимание.

— Адэр? Проклятье, как ты вырос! Я принял тебя за твоего брата...

В зале шесть дубовых столов попарно стоят по обе стороны от входа. Массивные подвесные канделябры добавляют света, которого недостаточно из-за узости окон. За столами дальше — свободное пространство для танцев и прочего веселья, слева от которого уже обустроились музыканты. На небольшом возвышении стол семьи хозяев замка, но сегодня его занимают маги-старейшины кланов. Бертрам снимает мантию, вешает на крюк и уже рассчитывает сесть со своей семьёй и другими ближайшими родственниками, но мама тихо оповещает, что сегодня гостей рассаживают так, чтобы молодёжь могла веселиться в своём кругу, дети — отдельной компанией, а взрослые будут сидеть вперемешку, чтобы дальние родственники могли пообщаться между собой. Сами родители Берти обедают за столом старейшин.

Бертрам занимает свободное место на скамье рядом с МакМиллан и средней сестрой. Конах МакЛохлан обращается к гостям, приветствуя всех, и приглашает к пиру, на столах появляется еда и кувшины с бутылками. У семьи МакЛохлан нет своих эльфов, впрочем, как и у многих магов в наше время, поэтому по случаю празднеств другие волшебные семьи предоставляют своих для кухни и обслуживания гостей, и то, что гости видят на столе — плод совместных усилий домашних слуг даже не одного клана.

— Доброе утро. Приятно вас всех снова увидеть, — Берти дружелюбно улыбается, намеренный развлечь гостей беседой, пообщаться с сестрой и как можно скорее покинуть это сборище. — Мэган, что тебе налить?

---

* — здесь и далее шрифтом Palatino Linotype выделена речь на гэльском.

Эйва

Их с Люком отношения завязались как-то словно сами собой, почти совершенно случайно. Прошлым летом Эйва гостила пару недель у своей школьной подруги, там-то они и познакомились поближе. Хотя вообще-то шапочно знакомы были еще в Хогвартсе — Люк был гриффиндорцем и учился на одном курсе с ее братом. В школе они с Люком почти не общались, но вот предпоследним летом, проведя пару недель под одной крышей, вдруг обнаружилось, что у них довольно много общих интересов, целей и вообще им на удивление приятно проводить вместе время. Конечно, когда летние каникулы закончились и Эйва вернулась в Хогвартс, поддерживать отношения стало несколько сложнее, но они вовсе не затихли. Наоборот! Они с Люком продолжали переписываться, а в те редкие выходные, когда их отпускали в Хогсмид, Люк навещал ее. Выставлять подобное на показ и рассказывать кому-то, что она не просто встречается с мальчиком, но и с кем-то, кто уже окончил Хогвартс, Эйва посчитала лишним. Но теперь выходных в Хогсмиде и каникул она ждала с нетерпением, особенно летних.
Она и сейчас гостила у подруги. По крайней мере, все должны были так думать. И, по большому счёту, так оно и было. Люк целыми днями был занят в министерстве, а они с Луизой занимались тем, чем желали сами. Это сегодня у Люка был выходной — воскресенье же, и они решили провести в косом переулке, глупо было не использовать последние деньки каникул и не провести время вместе.

Звучный голос брата, отвлекающий ее от поцелуя.

— Я же тебе говорила, что лучше просто прогуляться по Лондону, — хмыкает Эйва, отстраняясь от Люка и облизывая губы, а потом обращается уже к брату. — Привет, Берти! А ты чего здесь? — девушка говорит так, словно совершенно ничего особенного не происходит, словно Берти не увидел совершенно ничего такого, что она хотела бы скрыть. Эйва не хотела, чтобы об их с Люком романе трындели направо и налево, и тем более не хотела, чтобы о нем узнали домашний — по крайней мере, до тех пор, пока она не окончила школу. Но и скрывать его особой необходимости девушка не видела, они ведь не делали ничего дурного. К тому же ей ужасно нравилось, как они с Люком смотрелись вместе. Это было ярко, необычно и контрастно. Люк был на целую голову выше самой Эйвы, его тёмная кожа и дреды ярко контрастировали с бледной кожей, веснушками и рыжими волосами самой Эйвы.