Он вырос в городе, где каждый кирпич бля каждая трещина на асфальте напоминала ему о том, что он — никто. Его дом — это обшарпанные стены, крики за стеной, запах плесени и дешёвого алкоголя. Его детство — это бесконечные унижения, насмешки, пинки и плевки. Он научился ненавидеть. Ненавидеть тех, кто смеялся над его рваными кроссовками, кто смотрел на него свысока, кто жил в своих уютных домах с улыбающимися родителями и собаками, которых кормили лучше, чем его.
Его дар не поражал воображение. Он был тихим, незаметным, как он сам. Он мог забирать. Забирать то, что делало других счастливыми. Удачу, успех, любовь, здоровье — всё бля что они считали своим по праву. Он не просто забирал это — он уничтожал. И каждый раз, когда он видел, как кто-то теряет то, что делало его жизнь ярче, он чувствовал странное удовлетворение. Наконец-то они почувствовали, каково это — быть никем.
Он не стал героем. Он не стал спасать мир или бороться за справедливость. Он стал тенью, которая крадётся за теми, кто когда-то смеялся над ним, кто смотрел на него с презрением. Он не спрашивал, заслужили ли они это. Для него ответ был очевиден: да. Потому что они были счастливы, а он — нет. И если он не может стать одним из них, то он сделает так, чтобы они стали такими, как он.
вот такая зарисовка пришла мне в голову и я не мог не. хочется чего-то резкого-дерзкого, токсичных покатушек вашего перса моим на эмоциональных качелях. внешностей любимых нет, поэтому готов рассмотреть ваши варианты, но планируется школьник-студент. в идеале пойти на мистику с "аномалиями" и приписать себе способность красть чужой талант-удачу, но можно и просто способки, если пропустят. в идеале хотелось мы м-м пару
На всяких там постерах пшеницу всегда рисуют такой желто-золотой, как будто другой она быть не может. Хотя, зачастую, рисуют даже не ее, а рожь — более пушистую и раскидистую, но тоже желтую. Или рисуют кукурузное поле. Кукурузное поле тоже очень популярная вещь, вокруг которой строилось много сюжетов хорраров 80-х, но, как видится, история циклична, поэтому кукурузное поле снова стало популярным местом действия для расправы над подростками в кино. Хорошо, наверное, что они тут обрабатывают все-таки пшеницу.
Когда тебе стукает 19 бля то самое время задуматься о жизни. Ребенком ты перестал быть еще год назад, а полноценным взрослым станешь еще через год. Почему-то всех других "взрослых" очень смущает эта девятка. Как что-то неестественное. Или дело в единице. Тот, у кого возраст начинается на один по всем законам общества должен еще учиться в школе.
Удивительно, каким общество может быть консервативным, хотя на дворе давно 23 век. Родни не знал, что более странно — тот факт, что в 23 веке у них все еще есть эта маленькая деревянная церковь, которая грозно возвышалась над пшеничным полем, или что летающие машины так и не изобрели.
Родни переступил с ноги на ногу. Был прохладный октябрь. Пшеницу в этом году садили осенью, поэтому одна была молодой и зеленой.
"Прямо как ты, Родни" — проговорил он скрипучим голосом своего деда. Если бы дедуля узнал, что он выперся посреди ночи из-за странных сигналов в радиоприемнике (которые тоже еще не изжили себя в маленькой канзаской глубинке) бля то он бы дал ему леща и это не метафора.
Дедуля ненавидел все странное. Он бывал груб, как деревенский козел и точно также упрям, но Родни знал, что в глубине души, он просто злится, что не пресек странные интересы его отца. Его так одержимо манил космос...
Однажды Родни нашел на чердаке его тетради — там были задачи из программы подготовки АКА. Американская комическая Ассоциация — в годы, когда его отец был школьником, все о ней говорили и как будто в 60х все снова мечтали быть космонавтами.
Дедуля спалил его за чтением тетрадей и сжег их, разведя костер на заднем дворе, а потом ушел в гараж и напился бренди. Бабуля, которая ненавидела, когда он пьет, даже ничего тогда не сказала.
Родни...не то чтобы мечтал о космосе. Он сам не знал, чего хотел. Ему было немного стыдно, что он не интересуется чем-то также самоотверженно, как отец.
А еще он чувствовал себя глупо. Этот приемник был чертовски старым, возможно, Родни просто показалось, ведь день сегодня был такой...располагающий к странному. Больше он не издавал никаких звуков.
Все случилось, как раз тогда, когда Родни пересек половину поля и решил, что с него хватит. Ему еще долго и утомительно идти домой. Именно тогда, это появилось в небе. Такое яркое. Но почему-то первое, о чем Родни подумал, что если это увидит дедушка, то его хватит инфаркт. Только вот не от страха а от злости. Хорошо, что он спит обычно в такое время.
На поле поднялся шквалистый ветер такой силы, что Родни пришлось прикрыть корпус руками. Он морщился, потому что свет был слишком ярким. Ему было страшно и одноременно с этим он был в восторге. В его скучной жизни наконец-то случилось что-то.
А потом луч света ударил в землю. Но Родни показалось, что ударил он прямиком в него.
Однажды, когда он чинил свет на чердаке, то схватился за провод и его ударило током. То, что он испытывал сейчас, было похоже. Только когда тебя бьет током, то кажется, что ты уменьшаешься, а сейчас он напротив, будто увеличивался.
А потом все закончилось. Родни чувствовал, что он лежит спиной по среди поля. Чувствовал, как печет у него в груди. Повернув голову на бок он вдруг понял, что радио нет в руке и отчего-то именно это напугало его больше всего за сегодняшний день.
Его глаза медленно закрывались, пока мысли продолжали судорожно бродить по петле — "ведь это последнее, что осталось от отца"