Сегодня вечером школа гудит.
Огромный спортивный зал, где обычно происходили ненавистные уроки физической культуры, соревнования, игры и прочие выступления — украшен подобно случаю.
Шары, мишура, блестки. А еще столы с закусками и напитками.
«Поздравляем, выпускники!» — гласит надпись на длинной ленточке на входе.
Фэйт, нарядившаяся, как будто на собственный выпускной, крутит длинным носом по сторонам. Словно пропеллер, он даже нагоняет немного сквозняка и колышет челки, когда резко разрезая воздух, стремится поскорее сменить положение из «вверх» на «налево и немного вверх». Ведь именно там находится человек, чье мнение и реакция ее особенно интересуют.
Глаза Фэйт сверкают: от удовольствия и радости, от ярких красок и огней. Ушам тоже приятно — подборка играет вполне удобоваримая. И даже более того — зачетная. И, можно сказать, что в целом все в общем-то пиздато, если бы, как обычно водится, не одно «но» — горчинка в сладости сегодняшнего вечера. Которая, впрочем, только лишь позволяет ощутить вкусы ярче и острее. Но Фэйт пока такие тонкости невдомек.
Войдя внутрь, компания рассредотачивается. Парочка уходят общаться и танцевать, Фэйт же — остается наблюдать со стороны и немного кукситься.
Для чего она выбирает, пожалуй, самое неудачное из всех возможных местечек. Хотя спросите ее когда она успела подплыть к столу закусками — и не вспомнит. Все, как говорится, было как в тумане.
К счастью, очнуться успевает раньше, чем закидалась бы до натяжения округлых щек. Мозг включается, когда в широко открытый рот по воздуху плывет кораблик с неопознанной закуской. Которую Фэйт даже не понимает и которую уж точно не хочет. Но это если только в смысле утоления голода не хочет. Если говорить о заполнении душевной пустоты и притуплению печалей — то жаждет всем своим черным сердчишком. Другое дело — а надо ли? Одна секунда на языке — вечность на жопе, а ведь Фэйт только взяла себя в руки, наконец.
Закуска зависает на полпути, а Фэйт, прикрыв рот и сведя глаза к одной точке перед носом, задумчиво встречается лицом к лицу со своим искушением.
В голове извечные гамлетовские метания. Душа просит, разум напоминает. Дескать, зря что ли был проделан такой путь, благодаря которому сегодня отважилась влезть аж в тонкое и невероятно струящееся шелковое белое платье? Конечно, еще остается над чем работать и дальше, но и немалый путь был проделан уже к сегодня.
Фэйт шлепает губами — языковые сосочки негодуют от упущенного развлечения, но в целом ей за себя гордо. Она сумела, она смогла!
— Ай блядь! — не все, конечно, но основное — точно!
А там все равно облапанная закуска уже негодная, поэтому не стоит жалеть о дырявых руках, сокративших путь и сразу отправивших в утиль.
Рядом слышится чей-то тихий голос.
— А? — содержание нечленораздельно, но то, что кто-то под руку пиздел — факт!
— Сделай вид, что ничего не видел и мне не придется тебя убивать, — Фэйт растягивает губы в улыбке, пока острый нос туфли загоняет закуску под стол. Словно жертва дорожной аварии, та оставляет за собой мокрый след. — Бля.
Но ладно, похуй, все равно Фэйт вряд ли чего-либо грозило бы даже за большее.
Череда учебных заведений, которые они со старшим братом успели сменить, научила главному — выживанию в больших коллективах. Ввиду чего, в текущей и, получается, последней, школе, в которой удалось задержаться, они сразу ставили себя как надо. Задирали первыми, чтобы не быть самим задранными. Видели наезд и крошение батона, даже, где и мысли вроде бы не водилось. Стратегия сработала и к выпускному классу, двое Армстронгов были известными не только ввиду известности родителей. Единых мнений на их счет не было — все зависело от опрашиваемых слоев школы. Но как и во всем, находились разные: их уважали, презирали, боялись, ненавидели, симпатизировали, на хую вертели. В целом, похуй, лишь бы не покушались на авторитет.
Фэйт внимательно смотрит на спизданувшего ей под руку ранее, и чуть хмурит брови.
— Слушай, а ты ведь тот чудик, да? Мутный, тихий тип, который вечно таскается со своей папкой. А сейчас где, потерял? — она кивает вверх носом и усмехается.
Ее глаза пробегаются по залу, очерчивают полукруг и, ни на ком так и не зацепившись, останавливаются в направлении уборных.
— Не знаешь, кто-нибудь принес что-нибудь?