Какой безумный и отчаянный выдался день... Инквизитор, сколькая, как красивая, изящная, утончённая змея, говорит ему так много, не раскрывая при этом по сути ничего. Ровно столько, чтобы Данковский, движимый то гневом, то чувством справедливости, то насущным интересом, исполнял выстроенный ею план. У неё шальные, дикие глаза степной волчицы, спрятанные под маской бесстрастности и рассудительности, при нём якобы дающей трещину и показывающей живую женщину, находящуюся в том же положении, что и он, если не хуже. Он ей не доверяет. В этом городе бакалавр доверяет только Бураху. Каины... Каины окончательно утратили связь с реальностью, точнее, перешли в какую-то собственную реальность. Что любопытно - если у них всё получится, они заменят ею настоящее. Но получится ли? Они поставили на карту всё. При провале никого из них не останется, разве что Хан, но и это ещё не известно, ведь Хан слишком тесно связан с родными.
Город-на-Горхоне, первобытный, величественный, гениальный в своей кажущейся простоте, скалится навстречу. Стонет масками трагиков, ухмыляется клювами исполнителей... каждый раз, встречая одного из них, Данковский спрашивает себя - это Она или настоящий исполнитель? Из-за того, что один из них решил отвечать ему уклончиво, загадками и недомолвками, бакалавр принял его за врага и чуть не набросился, но в последний момент понял - перед ним человек, не Смерть в облике гротескной птицы.
Он устал. Устал духовно, устал физически, даже его мозг пробуксовывает, отказываясь рассуждать рационально и уже почти готовый поверить во всякую бесовщину - или в теории Бураха. Ему хочется лишь поесть и завалиться беспробудно спать до рассвета, надеясь, что хотя бы ночью его оставят в покое. Никаких насмешливых реплик скрипучим голосом болезни о том, скольких он подвёл, не сумел спасти или сам сопроводил в могилу, никаких стонов страдающих больных под окнами. Может ли врач позволить себе хотя бы пару часов отдыха? Конечно, лучше всего было бы ещё и принять ванну, но вода в городе ныне в дефиците даже питьевая, а купаться в Горхоне ему настоятельно не рекомендовали абсолютно все - даже если все песчаные ангелы в округе погонятся за ним.
Дети. Данковский давно уже не удивлялся, встречая их даже в такое позднее время - вечер неуклонно двигался в сторону ночи. Да и, честно говоря, не безопаснее им дома совсем - ведь предписания безопасности не стоили бумаги, на которой были написаны, и никто в них уже не верил. А бандиты... что-то в местных детишках крылось такое, от чего любой, даже самый отпетый, негодяй обошёл бы их десятой дорогой.
- Да ты брешешь, Коноплянка! - звонкий голос какого-то мальчишки поневоле привлёк внимание бакалавра. - Даже если они там были, за такое время наверняка всё растащили, ничего не осталось!
- А вот и нет, - светловолосая девочка топнула ногой. - Тайник не нашли. Там какая-то мудрёная штука, которую нужно сделать, чтобы он открылся, случайно такое не получится.
- Ну, и что за штука? - подозрительно сощурился пацан.
- Я не знаю, я же не одна из тех, кто делал его, - пожала плечами Коноплянка.
- И как докажешь, что ты тут не сказки нам рассказываешь?
- Никак, - обиделась девочка. - Хотите - верьте, хотите - нет.
- Могу ли спросить, о чём идёт речь? - сначала дети не очень-то шли с ним на контакт, но спустя такое время бакалавр стал им знаком, и они уже не так его избегали. Кроме того, каждый успел повидать нечто куда худшее, чем странный заезжий дядя.
Истратив весь оставшийся запас орешков, Данковский раздобыл адрес склада, где, по утверждению девочки, ещё остались нетронутые порошочки из самой первой партии, от тех, кто их создал впервые.
- Я всё понял, спасибо. А вот никому из вас соваться туда не стоит. Дадите слово? - он говорил нарочито строго, но без угрозы, стараясь не пугать - до Данковского не так давно дошло через третьи руки, сплетни и слухи, что сам его вид многим внушает ужас вместо должного пиетета или надежды. - Я сам их заберу и распределю по справедливости, как доктор.
Дети переглянулись.
- А я вас помню, это ведь вы помогли моему папе, - сказал один из мальчиков, выступая вперёд.
Теперь и сам Даннил их различал. Больше они не казались ему сплошной массой, как стайка мелких пташек, у каждого были имя и особенности.
- Галчонок? - он был почти уверен, что не ошибся.
И случай этот тоже вспомнил. Поджигатели напали на отца этого ребёнка, когда тот возвращался домой. К сожалению, его внешний вид уже выдавал признаки заражения песчанкой, и они никак не могли упустить добычу. Данковского в тот момент как никогда подмывало выхватить пистолет и перестрелять их, как бешеных собак, но он сдержался. Всё строишь из себя милосердного врачевателя... - не преминул саркастично отозваться ему внутренний голос, но, как и прежде, бакалавр его проигнорировал.

- Что здесь происходит?
- Ты здоровый, иди себе мимо, не твои это дела, - огрызнулся один из поджигателей, здоровяк, по виду способный отправить на тот свет ударом кулака.
- Чинить самосуд я вам не позволю, - твёрдо отчеканил Данковский, хорошо понимая, что в очередной раз призывает на себя смертельную опасность. - Я врач, я обследую этого пациента.
Осмотр он больше изображал, чем действительно проводил. Бакалавр уповал лишь на три вещи - свой авторитет в городе, то, что до сих пор оставался едва ли не до глупости честным, а ещё - на уверенный тон, которым огласит вердикт. Необразованные и тёмные люди всегда велись на такой. Ах, да, хорошо, что песчанка не достигла ещё той стадии, когда её ни с чем спутать невозможно. Но температура тела, формы зрачков и другие косвенные признаки для него делали диагноз очевидным. Он уже слишком насмотрелся на такое за минувшие дни, наблюдал все стадии.
- Это не песчанка. Это обыкновенное истощение, лечится хорошим отдыхом и правильной пищей.
Нужно быть очень наглым, чтобы заявить такое на полном серьёзе перед теми, кто готов растерзать тебя вместе с тем, кого ты защищаешь, если не отойдёшь. И учёной степени за подобное Данковского бы стоило лишить, но здесь  ему никто не судья.
- А теперь... скажите мне правду, доктор. Я буду жить? - тихо спросил спасённый мужчина, и, хотя его голос дрожал, в глаза он смотрел прямо.
- Нет, - из уважения к нему Данковский не стал лгать. - Но, если вы готовы принять от меня ту немногую помощь, которую в моих возможностях вам оказать, вы уйдёте мирно, без боли и в собственной постели.
Морфий. Само собой. Такая доза и правда позволит уснуть навсегда. Даниил пожалел было, что не взял с собой порошочки или вакцину... но дал бы он столь ценное лекарство тому, кто не входил под его специальную опеку? Каждая спасённая таким образом жизнь равна потерянной другой. И приоритеты всегда не в чью-то пользу.

Он нарушил клятву. Не нарушить её в этом проклятом городе невозможно.
Оправдываешься? Ты и не стараешься. Всегда находишь причины и объяснения. Но истина ясна как день - одни люди тебе полезны, другие - нет, и вытаскиваешь от грани ты тех, кто работает на твои планы и может послужить твоим амбициям. Разве нет, бакалавр Даниил Данковский?
- Оставь меня в покое, - рычит он себе под нос, торопливо удаляясь от группы детей.
Кажется, отдых у него сегодня ночью не случится, но бакалавр обязан проверить схрон, даже если риск, что Коноплянка всё выдумала, велик. Порошочки на вес золота. Даже больше, нет ничего в этом городе дешевле золота - им не накормишь и не исцелишь, и применения ему тут не найти.