каждый раз загрей уходит на поверхность и танатос вздыхает. не понимает он, не может он принять тот факт, что тому нравится себя мучать ( только ли себя? ). загрей улыбается так, что солнце меркнет ( танатос так много раз его видел ), хлопает по плечу кого-то, а ему таскает эликсиры. танатос дарит ему жизнь за жизнью, лечит его раны и смотрит с опаской на то, как он поднимается все выше и выше. у танатоса на языке скапливается горечью поражения — он никогда не сможет понять мотивов тех, кто рвется наверх. он никогда не поймет, зачем и почему. казалось бы, здесь не так плохо, но загрей снова уходит. и это повторяется раз за разом, это заставляет жмуриться и тянуть белые волосы ( они теперь обрезаны, они теперь торчат из-под капюшона совсем неловко ).

танатос не умирает и никогда не отдыхает — смерть не знает отдыха, смерть не имеет права на чувства. так ли это? не знает, запутался. хочется ему просто плюнуть на все, повесить свою косу на гвоздь и просто провести время с братом, с загреем, но. у каждого есть кто-то дороже, у каждого есть кто-то, кто ближе. и он улыбается неловко совсем, едва ли уловимо, тенью, когда загрей говорит о поверхности, когда говорит о том, как там красиво; танатос видел это не раз. и не раз уже забирал чужие души, взмахивая косой. он никогда не говорит с теми, кто обречен — просто протягивает руку, предлагая ухватиться за нее, а потом проводником становится. танатос ни раз и ни два видел, как происходят битвы, как земля впитывает кровь алую, как земля отрицает своих же детей; танатос не улыбается никогда.

бабочка садится на его бледный палец и он лишь выдыхает судорожно — небольшое живое напоминание о том, что и здесь можно что-то найти. здесь, в царстве мертвых, всем правит аид. здесь, в царстве мертвых, ему самое место. но загрей другой — спешит куда-то наверх, взбирается по лестнице, минует этаж за этажом и каждый раз борется со своим отцом. танатосу хочется дернуть его за руку и попросить больше не ходить туда, где он умрет — танатос ведь знает про это, наблюдает за ним незримо. смотрит, как тот из стикса выходит, перехватывает оружие и снова рвется туда. танатос просто не понимает, зачем.

гипнос посмеивается, когда видит его. он говорит о том, что темный ему к лицу, а танатос лишь прикрывает глаза на очередном вдохе. сегодня было слишком много смертей, сегодня слишком много пришлось забирать оттуда, куда они больше не вернутся. вот только всем настолько все равно, что танатос предлагает себе даже не думать про это. одним человеком больше, одним человеком меньше. от земли не убудет, если честно. вот только когда он толкает дверь в чужие покои, там оказывается пусто.

— сбежал.

он усмехается совершенно отстраненно. кажется, что ему почти что все равно, но танатос устал смертельно сильно. кажется, что это парадокс, но он ничего не может сделать с собой. обводит взглядом каждую деталь, подходит к постели и проводит по ней пальцами белыми, на которых каждый сустав виден. смотрит на мгновение: неужели люди действительно вот так вот его воспринимают? сжимает и разжимает пальцы, прежде чем покинуть эти покои так же, как и всегда — растворяется в воздухе, оставляя после себя только холод.

на поверхности рассвет. он приходит и теряется в его лучах, пытается даже понять, почему загрей ими наслаждается — перед ним предстают холмы, залитые светом, предстают бабочки и птицы, что начинают кричать; танатос морщится, выдыхает совсем тихо. в отличии от загрея, он может находится здесь сколько угодно, смотреть за восходами и закатами, смотреть как меняются времена года. для того, кто не хочет этого, кому приятна темнота и холод — это почти что наказание. и он усмехается, когда перехватывает косу удобнее, когда укладывает ее в руку свою, когда потягивается и встряхивает головой.

— какая глупость.

он говорит это тихо-тихо, практически под нос себе; интересно, сколько людей мечтали попасть в рай? сколько из них представляли, как откроются двери в царство небесное, а в итоге оказывались внизу? сколько из тех, кого забрал танатос не хотели умирать? наверное, многие. но каждый раз они хватаются за него, плачут и говорят о том, как не хотят умирать. вот только смерть непримирима, он никогда не идет на уступки и не дает увидеть последний закат или восход. каждый раз он забирает своих жертв без сожаления и без чувства вины. они сами выбрали такой исход, в конечном итоге, он предопределен всем.

когда он начал испытывать что-то к загрею? да кто ж его знает. будучи вечным псом его отца, будучи тем, кто обеспечивает нижнее царство душами, он редко с ним встречался до. а когда начал чаще — не успел и осознать, как внутри что-то предательски зашевелилось. то самое, чему никогда не было никакого объяснения. люди дают этому чувству столько названий, что не счесть, а танатос просто... бежал. он не хотел, он боялся, он страшился так, словно попал на суд. но позволял дарить себе склянки, каждый раз смотрел со стороны, как загрей уходит наверх и кусал губы тонкие, бескровные. и всегда наблюдал тенью за тем, как он появляется вновь — выходит из вод, и снова идет проходить тот путь. что им движет? желание увидеть мать, которая не попробовала его забрать с собой? желание увидеть мир?

танатос пропускает тяжелый вздох, когда видит знакомую фигуру в лучах солнца. он идет, не обращая внимания ни на кого. он идет туда, куда столько раз прокладывал путь, зная, что он обернется ничем. он столько раз ходил сюда, что танатос просто сбился со счета, но только теперь позволяет себе подойти ближе, практически материализуясь из воздуха, складываясь в черты, охваченные хитоном.

— загрей.

вместо приветствия и вместо "я не нашел тебя в комнате". одно только имя и чуть заметный кивок, когда коса оказывается удобнее уложена на плечо, но ровно так, чтобы никого не поранить. не для того она служит ему.

— зачем ты опят сбежал? тебе так нравится на поверхности?

голос почти не скрипит, как если бы он представал перед людьми. он не улыбается, лишь сильнее капюшон натягивает на свою голову, прячется словно в ракушку. не хочет быть уязвимым в этом вопросе.

— ты стремишься к той, что называешь матерью? или просто хочешь.... погулять здесь, увидев солнце?

спрашивает тихо-тихо, не позволяет голосу предательски дрогнуть; у каждого свой рай и свои желания. танатос не смотрит на природу, опустив глаза в землю он смотрит на ноги свои ( неизменно в сандалях ) и на ноги загрея. кажется, что даже ком к горлу подкатывает — внутри все скручивается в узел тугой и он знает, что это значит. но так тяжело принимать простую правду.

— ты ведь знаешь, что ты умрешь. и все равно идешь сюда. почему? разве в этом есть какой-то смысл?

где-то там встает солнце, заливающее все собой. где-то там начинается жизнь, пока танатос отчаянно прячется от него в темном хитоне и прикрывает глаза, идя рядом с тем, к кому он чувствует... неоднозначность.