Чем труднее становилось попадание на крупный музыкальный лейбл (представьте сколько демок утопает в A&R отделе какого-нибудь DMS или на лейбле Евродина), тем активнее развивались независимые звукозаписывающие компании. Тем не менее, независимых лейблов не много. Чтобы добиться успеха, инди-лейблы стараются сосредоточиться на определенном музыкальном жанре или местном рынке.

Глаза у него сухие, горят горячо-горячо, будто под веками вместо белков глаз угли, царапают изнутри. Лицо Ирвина перед ним смазывается, расплывается, потому что он ни на чем не может сосредоточить свой взгляд. Под ногами мелькают ступени, над головой - проем двери. Будто одновременно присутствуешь в реальности и ночном кошмаре, перестаешь понимать, где оно настоящее.

Прохладные ладони Ирвина тушат его, обугленного, опустошенного, уставшего, под пальцами его он закрывает глаза, ощущая, как подушечки мажут по скуле сырость слезы. Ему кажется, она шипит на коже и оставляет соленый налет, ему кажется, он температурит и болен, глубоко болен до самых костей, которые сейчас ему кажутся такими слабыми, неспособными выдержать удар. Он разваливается, как старое здание, обваливается кирпичными стенами, оседает вниз, коленями в пол, крепко сжимая ладони на запястьях Ирвина. Под ногтями у него грязь и земля, будто для брата он копал могилу голыми руками.

Все это будто не по-настоящему. Какой-то затянувшийся кошмар. Его гложет и травит, но не скорбь, нет. Его сжирает чувство вины и страх. Как отвратительно, что сердце его охвачено совсем не утратой. Проклятый, конченный эгоист.

Плечи Хейла вздрагивают, он опускает голову, макушкой в грудь Ирвина. От его кожи пахнет сигаретами, от футболки – мальчишеским резким потом и его, корни, могильной сыростью.

Это всё я.

Корнелия разбивают рыдания, такие жалкие, надрывные, стонущие. Пальцами впивается в запястья друга, под локти, он хватается за него, точно может утонуть в собственных слезах, провалиться в эту бездонную пропасть и никогда из нее не выбраться. С нижней губы у него тянется паутина слюны, его рыдания похожи на лай, на стон умирающего животного, на что угодно, только не на слезы. Слова застревают у него в глотке, где-то под кадыком, Корни физически не может говорить. Только стонать, скулить, как избитая и выброшенная на обочину дворняга. Выть.

- Ир… Ирвин, это я… Я виноват. Из-за-за меня…Лай-йонела я убил, это я, - он прерывается, его речь разрывает всхлип, не хватает воздуха, - Это…

Он говорит и страх сжимает ему горло, расходится по комнате, как круги по воде, отражается от стен и заполняет собой все вокруг. Глиняный горшок с забытым давным-давно фикусом на верхней полке стеллажа с комиксами и порнушной мангой лопается от давления корней, прорывающихся наружу с комьями земли и Хэйл вздрагивает. Вместе с ним вздрагивает фикус, поджимая корни и в секунду иссыхает, закручиваясь в тугую спираль.

Корнелий отшатывается от Лэра, вбивается лопатками в закрытую дверь комнаты, втягивая в легкие со стоном очередной взрыд. Он таращится на Ирвина широко раскрытыми глазами, белок левого глаза у него затек кровью на половину от разорвавшихся сосудов.

- Я не контролирую это, я не могу, Лайонел умер из-за меня, из-за меня, Ирвин, он умер из-за меня, там, там, в лагере, я вышел из себя, он так достал меня с этим са-самокатом, и я вышел из себя, Ирв, я так разозлился.

Он не слышит себя, сбивается с речи, точно с тропы, спотыкается.

Мягкое движение его пальцев, такое мимолетное, простое и такое человечное, от которого внутри все разлилось теплом, и мягкая волна мурашек прокатилась по спине от затылка до поясницы. Такое человечное движение, простое, но такое сильное, проникающее слишком глубоко.
- Почему в таких историях, кто-то должен умирать? - риторический вопрос приправленный смешком, и Сара лишь с пониманием качнула головой, к чему надежда, вера, если все рассыплется в мгновенье, так как слишком много неизвестных вокруг них. Но, я должна справиться, в конце концов этому меня учили с самого рождения почти, - она сменила тему, понимая, что внутри все слишком смешано, с усталостью, надеждой, опасениями и желаньем отстраниться от всего, что столь легко могло разрушить этот тонкий и пленительный мир, на который она не имела право, ведь это была не ее история.
Его рука на ее талии и легкое игривое движение, позволяя ей оказаться рядом с ним, и чувствовать столь упоительную волну уюта, осознавая иллюзорность беспечности, а ведь все могло бы быть иначе...
Нет, не могло, события всегда имеют исход определенный действиями, что уже выполнены ранее и нет ничего другого.
Сара улыбнулась шире, понимая, что комфорт не то, что было ей всегда необходимо, она привыкла выживать, но только ее чувства, то сильное что распирало сердце все сильнее заставляло смотреть на все с иных сторон.
вера... он верит...
Сара разучилась верить, но стоило ли развенчивать уверенность Джейка и ломать его?
люблю тебя, Сара
От этих слов внутри особенно рьяно взбушевалась тоска и сожаление внутри, что были вызваны дурным предчувствием и выработанным годами мировоззрением, но это все столь мягко оплетала нежность и нужда в этом создании, что горло нервно стянуло, и ей хотелось только одного, отбросить все сомнения, и просто следовать инстинктам и желаниям, которые стучали в ее голове.
И его вера в нее...
Она мягко подступила ловя его поцелуй, не сдерживая стон, что так отчаянно прорвался из нее. Его поцелуй, как эпилог его словам и невозможность ей ответь. Попытка усомниться, попытаться вставить слово. И желать, чтобы мгновение не кончалось, чтобы его руки были настойчивее, и все отошло на второй план, позволяя чувствам разыграться, позволяя электричеству, что витало в воздухе, разрядиться...
Аналитика...
Так невыносимо больно отстраняться, затуманено смотря в его глаза. Он хочет, чтобы все было правильно, а она... Она знает, что должна помочь ему. Даже теми способами, которые он может не одобрить или теми, что будут перечить его планам.
Его внимание вернулось к картам, а язык Сары резко скользнул к небу,гася раздражение и желание сказать, что кто-то на той стороне совершенно не страдает.
- Почему-то я уверена, что с ним все отлично... - сквозь зубы процедила Грин, возвращаясь к ноутбуку и придвигая к себе тарелку с пищей. Я не думаю, что человек ему понравится...
Ее тело протестовало от того, что все пошло не так, но разум уже вновь вернулся к данным, понимая, что нарушений никаких не было зафиксировано, лишь временный провал, но от чего?
Блять! - прошипела Грин, и тут же нахмурилась прикрыв глаза, от собственной несдержанности. - Ересь какая-то!
Сара коснулась лбом поверхности стола, пытаясь уловить, что именно могло сработать подобно отключению и не оставить ни единого следа в системе... только если...
Она приподнялась на голос Джейка, а точнее на хлопок о стол, понимая, что он нашёл то, что искал, и понимая, что испытывает слишком смешанные чувства.
- Искажается? - она положила руку на стол и уперлась локтём в столешницу, после голову опустила на ладонь, смотря на раскинувшуюся вокруг карту,- Подожди, если это все способно вызывать сбои... - это не убьет живое существо? - Там точно не опасно?
Взгляд переместился на встрепенувшегося Северина, что помчался собирать свои вещи, радуясь осознанию, будто он был ребенком, которому подарили милого щенка на Рождество.
Холли? Можно. - заставив себя улыбнуться отозвалась Грин, не двигаясь с места и смотря на ноутбук.
- Я кажется поняла, в чем причина, и самое дерьмовое, что все куда хуже чем я думала, их сигнал зачищает логи, он действует не на механизм, а на код. И это... - она немного отстранилась хлопнув глазами, - Это я пока не знаю, как блокировать. И я не понимаю, как они это делают, мне нужно... - она повернулась к Джейку,- Мне нужно найти что-то о разработках Виктора Гейвела, который жил всего-то в две тысячи триста сороковых годах. То есть еще тогда, когда планету заполняли леса. - она провела ладонью по волосам,- мне нужны разработки человека, который жил еще в первом Эйтленд-сити четыреста пятьдесят лет назад. - она мотнула головой,- Я уверена, что твой отец так же был знаком с этим человеком. Только найти что-то на Гейвела так же не реально, как найти разработки моих родителей. И это удручает...