гул голосов смешивается в сознании. так шумит кровь в ее ушах, пока сердце отплясывает чечетку в груди. ну почему из всех возможных разоблачителей, ей не повезло нарваться именно на тандем поттера и блэка? и если первый ее мало интересовал, то вот второй прочно поселился в голове последние несколько недель, и не желал из нее испаряться.

ярость раздражающим клубком собирается в горле, рискуя вырваться в одно из тех заклинаний, которые они уже отрепетировали с рудо. но непростительные в хогвартсе запрещены, а что-то, вроде бомбарды, создаст невообразимый грохот, привлекая ненужное внимание. разве что… да, в ярости беллатрикс могла бы успеть наложить на сириуса силенцио, а после сломать пару костей в его руке. а вот с поттером пришлось бы разобраться лестрейнджу.

лестрейнджу, что замер, словно оглушенный, в то время как у беллы покалывало кончики пальцев от нестерпимого желания прикоснуться… к палочке? или, все же, ее мысли вновь устремились к сириусу? [нет]

взгляд его нахальный да внимательный скользит по ее едва прикрытому телу. она чуть плечом дергает, словно пытаясь стряхнуть с себя невидимое касание, прежде чем прошипеть едкое, — отвали, блэк.

да только слова ее зеркалят от его речей насмешливых, раздражающих, и рука ее в сторону палочки дергается, в то время как сириус ее запястье перехватывает. два шага прочь от рудольфуса, она создает сопротивление, пытаясь выдернуть руку из чужой хватки. шипит, стараясь не повышать голоса, но хват у сириуса стальной, и ее тонкое запястье как в кандалы заковано его теплыми пальцами. она бы даже сказала, горячими, от чего ее прошибают электрические импульсы, и на мгновение она лишь возмущенно хватает ртом воздух, пока не оказывается втянута в некое помещение.

беллатрикс запястье потирает то ли в попытке тепло его кожи от прикосновения стереть, то ли в попытке дрожь унять, что непроизвольно ее охватила. от сириуса пахло табаком и виски; она его аромат уловила в момент, когда оказалась предельно близко; в момент, когда он ее в каморку заталкивал, и она, собираясь высказать очередное возмущение, грудь полную воздуха набрала да поперхнулась.

от сириуса пахло так… необычно. непривычно. интригующе. что-то внутри нее словно проснулось в ответ на чужую близость; что-то внутри нее словно зашевелилось и зашепталось, потянулось да распахнуло глаза, будто бы от слишком долгой спячки длиною во всю жизнь. что-то внутри нее, или же она сама, словно потянулось навстречу, и беллатрикс едва успела взять себя в руки, прежде чем дверь позади оказалась закрыта и его внимание вновь обратилось к ней.

нет. нет. нет.
ее разум не мог так ее подвести.
ее сердце не могло оказаться столь глупым

от рудольфуса пахло шампунем, одеколоном и периодически лосьоном после бритья. иногда от него пахло цветами, когда он дарил ей очередной показной букет, а иногда он пах терпкостью железа, и в такие моменты беллатрикс находила его особенно желанным. рудольфус пах статусом, властью, деньгами, а еще кровью, болью и жестокостью, и последние ароматы сводили ее с ума. сириус же был полнейшей противоположностью, она бы даже сказала, что от него несет как от заправского алкаша, да только… именно этот его аромат вызвал тепло внутри нее, и такое легкое покалывание, словно… блядские мертвые бабочки запорхали. ну не-е-ет! если бы кто-то сказал еще пару месяцев назад, что беллатрикс захочется подойти ближе и уткнуться лицом в рубашку сириуса, чтобы вдохнуть его аромат еще раз, она бы без промедления и раздумий применила бы какое-нибудь самое мерзкое проклятье.

беллатрикс медленно выдыхает, словно призывая все свое самообладание и сучность. ей необходимо было больше пространства, больше свободы, и в идеале – между ними должна была быть стена. большая, прочная, толстая, чтобы ни грамм его аромата не долетал до нее. между ними в идеале должно быть несколько этажей, коридоров, лестничных пролетов, и всего того расстояния, что так успешно разделяло башню гриффиндора от гостиной слизерина, укрытой под толщей воды.

и тогда ей стало бы легче контролировать себя и все те противоречия, что скребутся в голове. зачем он запер их одних в этой маленькой комнатке? зачем он забрал ее от лестрейнджа? ему что-то нужно? ему что-то нужно от… нее? все было слишком странно, волнительно, она терялась в догадках, но еще больше в злости. определенно, ею двигала только злость. ведь ответ на все ее вопросы лишь один: сириус просто желает подгадать более удачный момент, чтобы сдать ее филчу, или директору. или слизнорту, но последний был слишком лоялен к своим змейкам и, чего уж таить, души не чаял в самой беллатрикс.

выход оставался один: опередить его. дать понять, что ей максимально отвратительно его общество [это ведь правда? ], и что она не желает ни секунды оставаться с ним наедине; что она максимально его презирает и не выносит.

— да будет тебе известно, дорогой кузен,   — беллатрикс чуть склоняет голову вбок, поднимая ладони и тонкими пальчиками принимаясь застегивать не до конца застегнутые пуговицы на форменной рубашке. ее голос наполнен раздражением, она едва ли не фыркает и не закатывает глаза, выражая крайнюю степень недовольства, — если бы ты хоть иногда вылезал из-под юбки своей маггловской девки, и интересовался жизнью своей семьи, — она застегивает последнюю пуговичку, проводит ладонями по груди и животу, словно стряхивает невидимые пылинки и разглаживает ткань. с мгновение оглядывает себя в полумраке, вновь фыркает от недовольства, и возвращает на сириуса прищуренный взгляд своих черных глаз. — рудольфус – мой жених. и он может трахать меня где хочет, когда хочет, и как хочет. договор заключен, — беллактрикс блефует, но злость внутри нее сильнее, а желание поставить кузена на место перевешивает здравый смысл, — и никто не возразит, если мы начнем трахаться чуть раньше, чем дадим брачные обеты. в конце концов, это страсть. — она усмехается, чуть понижая голос до полушепота и делая маленький шажок ближе. — если тебе вообще знакомо это понятие.

белла хрипло смеется, в то время как сердце ее неистово колотится в груди, отдаваясь набатом в ушах. здравый смысл, - то, что от него осталось,   - требует немедленного бегства. длинные ногти оставляют отметины-полумесяцы на ладонях, не позволяя эмоциональному фону скатиться непонятно во что. сердце глупит, посылая странные импульсы и картины, рисуя в воображении совершенно неуместные образы, сводящие к одному – запретному поцелую в этой каморке. поцелую, что непременно сорвет с ее губ порочный вздох, и позволит зайти гораздо дальше, чем на самом деле она заходила с лестрейнджем.

и потому она должна бежать. срочно, вот прямо сейчас, пока тяжесть ночи не опустилась на ее плечи окончательно, разбивая нахуй все принципы и мораль.
— а теперь блять отойди в сторону и дай пройти. меня ждет мой будущий муж и удовольствие, которого ты меня в данный момент лишаешь.