Кап. Кап. Кап.
Кап. Кап.
Кап.

Слава сильнее скрестил руки на груди и неторопливо повернул голову. На грязный бетонный пол, медленно и ритмично, капала вода. Уже образовалась небольшая лужица, от которой шёл вверх сизый парок.
— Жаль, — меланхолично сказал он себе самому: — Надо уходить.

В этот подвал пятиэтажки он попал случайно, когда старушка с четвёртого этажа попросила соседа дядь Колю открыть замок, потому что кошка Муська сбежала и шмыгнула в подвал, со слов бабы Нюры: «Тварь такая блохастая, чтоб у ней хвост облез!»
Хвост у неё не облез, да и тварь была не блохастая(уж блох Слава достаточно повидал) а вот кошка сдохла.
Нечего было из дома убегать и оказываться на расстоянии вытянутой славиной грабли.
Кошка была тощая, костлявая и всё же лучше воробья, у которого одни перья, сухие лапки, пустая башка и твёрдый клюв.
Однажды, Слава украл полуживого козла и вот кошачье мясо напоминало козлятину, с лёгким оттенком всех тех объедков, какие этой самой Муське перепадали.

Концепт домашних животных Слава не понимал. Зачем держать дома зверя, которого в особенно лютую Зиму, непременно захочется пожарить и сожрать. Зачем отдавать ему крошки еды со своего бедного стола.
Так, чтоб этот жалкий кусок меха на коленках помурчал, потом жопой повернулся и ушёл до следующей кормёжки?
Да и какой там мех, даже шапки не сделаешь! Вот если б енот. Из енота отличная бы вышла шапка.

Горячая труба протекла и означало это только одно — скоро её совсем прорвёт, весь дом останется без отопления и придётся искать как проникнуть в другой подвал. Открытых подвалов мало, конкурентов на них много. В Союзе люди по улицам не бродяжничают. Слишком уж они вкусные.
И, если у тебя нет дома, у тебя либо нет жизни, либо ты сам можешь кого-то съесть, на крайний случай... самому не стать пищей.

Славе казалось, его бы даже с солью никто жрать не стал. Однако, с уходом он затянул и успел, сидя в самом дальнем тёмном углу, увидеть кого прислали чинить прорыв.
Вроде бы, ничего примечательного — такой крепенький на вид мужичок среднего роста. Чего уж там, для Славы почти все — среднего роста. Сколько из-за Славы коммуникаций не ломалось, а его Семибедов видел первый раз.
И, казалось бы, никогда ему не нравилось на кого-то смотреть, но этот — пиздец — колобок из телогреек, дерганный какой-то, руками дрыгает, жует чего-то, подозрительно похожее на гайку.
Слава и забыл бы, но когда нашёл на своих окраинах новый подвал без замка, через пару недель лежания у тепла труб, те опять прохудились и  явился этот же чинить.
Слава вновь тихо сидел в самом  дальнем и тёмном углу, благо за железным лязгом ремонта, чужого наличия особо-то не слышно. Или Слава хотел так думать.
Хотелось, чтобы этот ремонтник его заметил.
Почему — непонятно.

Привет, вы позвонили в дом Маршаллов. Если никто не берет трубку, то он либо пашет, либо носится неизвестно где, а может, в сортире застрял.
Оставьте сообщение после сигнала, если повезёт, кто-нибудь послушает.

Стационарный телефон в век победивших смартфонов и планшетов — зачастую смотрится как немой медный церковный колокол, больше не оповещающий о любой важной новости, когда есть плазменная панель, радио, интернет.
Стационарный телефон остался где-то в нафталиновом ряду черных прямоугольных пейджеров и цветных тамагочи. Зачем звонить кому-то на домашний номер, если можно набрать на мобильный, написать в любой из нескольких мессенжеров, или личные сообщения соцсети.
Стационарный телефон устарел.
Рут всегда давала "домашний" номер, если не хотела особо близкой связи с человеком. Ну или он был актуален для всех, кому можно ответить сильно потом, кому можно не отвечать, вообще.
Стереть сообщения с автоответчика, не включив воспроизведение. Повесить трубку. Послать подальше и повесить трубку.

Телефон занимал настенную полку в коридоре первого этажа, по пути из прихожей в гостиную. На этом участке всегда было немного сумеречно и красное мерцание светодиода "у вас есть новые сообщения" было заметным.

Бросилось оно в глаза и сейчас, когда Рут машинально ткнула прослушивание, собираясь идти дальше, вглубь дома.

— Рут! Это Милли. Милли Талбот, Со школьной параллели, а ещё я раньше жила по соседству, пока мы не продали тот дом. Помнишь, мы с моим парнем чинили у тебя пикап на прошлой неделе, ты ещё сказала... что помнишь меня и дала визитку. Так бы я не вспомнила номер. Теперь работаю в городской больнице, где и мама. Я тоже стала медсестрой! Да, я всё болтаю, а нужно сказать...

— Ебать, Милли, тебе бы Войну с Миром писать, — Рут развернулась и уже занесла черный, от недавнего взаимодействия с автокишками, палец над кнопкой удаления сообщения: — Щас утону, реально.

— Здесь этот... Твой приятель, только не первый, а второй. Ой, не второй, первый. Лео. Нет, не Лео. Имя такое...

Слабость ударила под колени, Рут оперлась ладонью о стену и всверлилась в проклятый говорящий пластик немигающим взглядом, тяжело сглотнув.

Не Лео, а Тео.

— В общем, у него... Он. Кажется, передознулся героином. Как я слышала. Подумала, это важно. Пока!

Милли Талбот, блондинка ты тупая, сказать такое, словно это = вечером будет дождичек, птички поют, я съела на обед бутерброд с арахисовой пастой и, кстати, твой лучший друг едва коньки не отбросил. Кажется. Но это не точно.

Следующие полчаса, четыре минуты из которых, Рут потратила на то чтобы правильно набрать номер, она звонила в приемный покой и требовала рассказать всё о состоянии Теодора Дорсетта.
Когда, наконец, добилась своего прислонилась к стене спиной и сползла вниз, набирая сообщение Маркусу:

Тео в больнице. Дело серьезное. Магнитуда 9.0 по Рихтеру.
Я уже еду туда.

Отправка промахнулась и конвертик улетел сперва адресату Микки Маршалл, да какого хера вы оба М. М.
Пора переименовать братца в козлина конченный.

Пришлось отправить сообщение ещё раз.

Следующие пять минут она потратила на то, чтобы дойти до гаража, пытаясь надеть мотоциклетный шлем, матерясь на то как немеющие пальцы путаются в застежках, водя по острому лезвию бешенства.

Рут, ты же не хочешь чтобы мы с Маркусом собирали твои руки и ноги по всему Спрингфилду, Рут, пожалуйста! Зачем тебе нужен этот байк, пересядь с него на велосипед. Это же гораздо безопаснее. Рут, я волнуюсь. Мы волнуемся.

Не смей, заткнись, прочь из моей головы!
Чем мне сейчас поможет сухое "состояние стабилизировалось".
Чем.

Резкий рывок за плечо выдернул из зыбучих песков мыслей и Микки раздраженно ткнул в неё купюрой:
— На такси езжай, я вызвал, под домом стоит.