В Фонтейне шли дожди, что само по себе никогда не было хорошим знаком. Предчувствие скорой беды не покидало даже простых граждан: в разговорах всё чаще упоминалось старое проклятье, Фурина притягивала всё больше пристальных взглядов, и тысячи глаз с тревогой смотрели на затянутое тучами небо.

Нёвиллет знал, что их всех ожидали перемены.

Четыре сотни лет Дракон потратил на то, чтобы постараться вжиться в образ простого человека, чтобы слиться с толпой, отличаясь от простых горожан не показательной демонстративностью своей истинной природы, а только лишь статусом Верховного судьи, что он сумел заработать за прошедшие столетия. Нёвиллет помнил каждый день из давно ушедшего прошлого - мелюзинов, бунты, распри, смену архонтов и постепенно устаканившееся хрупкое равновесие, что позволило Фонтейну выйти на совершенно новый уровень развития. Сейчас люди наверняка плохо это помнили, и многие факты из прошлого подвергали если не критике, то сомнению, но всего несколько сотен лет назад город был иным - серым, мрачным, беспокойным. Расы не могли мирно сосуществовать, у них не получалось ладить, от чего больше страдали миролюбивые мелюзины, оказавшиеся совсем не способными полноценно себя защитить. Нёвиллет всегда чувствовал за этих существ персональную ответственность - это он привёл их в город, он открыл перед ними врата и пообещал новую жизнь. Ему не хотелось обманывать ожидания тех, кто слепо доверился ему, вложив в прикрытые тонкими перчатками руки свои маленькие, но такие сильные сердца.

Нёвиллет потратил много лет, много сил на то, чтобы адаптироваться к новым условиям: он присматривался к людям, не пытаясь при этом копировать их поведение, но постепенно ассимилируя, учась общаться, учась адекватно реагировать на чужие фразы. Дракону это было сложно - его природа была слишком отличное от человеческой, и владение некоторыми из них Глазами Бога нивелировать различия не могло. Нёвиллет просто был другим. Он прекрасно это осознавал, и пусть даже сейчас порой чувствовал себя чужим, но не испытывал желания скрыться, избавляясь от ответственности. Никому другому своего места он всё равно доверить не мог, люди не умели быть беспристрастными, и годы существования с ними в одном пространстве лишь подтвердили эту простую мысль.

Нёвиллет поднял глаза к небу, выходя на балкон во дворце Мермония - небо было всё также затянуто тучами, в точности отражая внутренние метания Дракона. Судья снова и снова прокручивал в голове подробности последнего дела, важного, но, увы, не раскрытого до сих пор, и всё больше мрачнел, заставляя ливень усилиться, омывая улицы прохладными потоками дождевой воды.

Дело не продвигалось, с момента первого случая прошли годы - а истинный преступник так и не был найден. Кто же был виновником трагедий в Фонтейне? Кто на самом деле обнаружил истину о воде Первобытного моря? Возможно, стоило вновь спуститься к тюрьме Меропид, лично убедиться в прогрессе Ризли; но Нёвиллет сдерживал своё желание, зная, что на самом деле хотел видеть вовсе не сомкнутые врата последнего рубежа, что отделял такую опасную жидкость от чистых вод Фонтейна.

Ему нужен был Ризли. Но Дракон, даже будучи мудрым созданием, так и не научился правильно высказывать свои мысли и чувства - неудивительно, что многие считали его равнодушным и отстранённым; ох, как же они были далеки от правды!

Нёвиллет зашёл в личную комнату, куда не было хода в том числе вездесущей Фурине - несмотря ни на что, она всё-таки понимала, что некоторые границы не стоило нарушать даже ей. Он прикрыл за собой дверь, снял тяжёлый плащ, оставаясь в белой лёгкой рубашке, и устало сел на кровать, продолжая смотреть в большое окно. Дракон не плакал - но погода в Фонтене реагировала не только на слёзы, но и на сомнение, разочарование, замешательство, что в последнее время так часто охватили Нёвиллета.

Гидро Дракон, не плачь!

Нёвиллет не мог восстановить душевное равновесие даже ради города, чей покой он так тщательно оберегал все прошедшие столетия. Фурина могла позволить себе развлекаться, устраивая из каждого своего появления на публике небольшое шоу лишь по той причине, что знала о своём не_одиночестве.

Нёвиллет упал на спину, а ещё через мгновение повернул лицо, пряча откровенную грусть в подушке. На кого сейчас он мог рассчитывать? На мудрость механического Оратриса? На невесть откуда взявшегося Путешественника, что явно преследовал какие-то свои цели? На союзников, на которых так уповала Фурина? Смешно... Нёвиллет нуждался совсем в иной поддержке, надёжной, проверенной не только временем, но и поступками, словами, касаниями.

За дверью послышались приближающиеся к комнате шаги. Нёвиллет на поменял позы, но неосознанно прислушался - он уже знал, кого ему стоило ожидать у себя буквально через несколько секунд. Только одному человеку было позволено входить в эту комнату в любое время. Только один человек пользовался особым к себе отношениям. Только он сейчас и был Дракону нужен.

"Чутьё тебя не подвело. Снова".

- Ризли, - голос звучал ровно, но Нёвиллет понимал, что как только он поднимет голову, герцогу Меропида всё сразу же станет ясно. Он без лишних слов, по одной только погоде, уже наверняка понял, какие эмоции снедали его Дракона; иначе как бы он угадал момент, когда ему стоило, наконец, подняться на поверхность?

"Сигвайн". Ну разумеется, малышка невольно выдала Нёвиллета своему непосредственному начальнику - мелюзины любили поговорить, как будто бы создавая дружескую атмосферу в любом помещении, в каком бы ни находились, и зачастую выбалтывали лишнее.  Не то чтобы он хотел делать из погоды секрет...

У Нёвиллета в первый раз сбилось дыхание, когда он почувствовал прикосновение ладони в кожаной перчатке к своему бедру. Рука надолго на одном месте не задержалась, скользнула наверх, к копчику, выше, к пояснице, вдоль позвоночника к шее... Дольше скрывать лицо смысла не было, и Нёвиллет с коротким вздохом повернулся на подушке, ловя на себе настороженный взгляд Ризли.

Герцог наверняка уже знал обо всём, что происходило - Меропид мог быть отдельной структурой, но никакие новости не проходили мимо тюрьмы, все отчёты так или иначе появлялись на столе Ризли, который после утреннего чая ознакамливался со всеми делами, даже теми, что напрямую его не касались. Нёвиллет сам поощрял стремление мелюзинов поделиться бумагами - ему было нужно, чтобы Ризли, даже находясь на самом дне реки, не терял связи с поверхностью, чтобы был в курсе всех событий, чтобы не отстранялся, сохраняя лишь разумную дистанцию.

Которой, однако, порой места совсем не было. Как, к примеру, в спальне.

- Я не хочу сейчас об этом говорить, - Нёвиллет поднял ладонь, касаясь длинными пальцами лица Ризли, и медленно скользнул ладонью вниз по шее, крепко сжав кожаные ремешки и натягивая их на себя, заставляя любовника приблизиться. - Отвлеки меня.

"Подари Фонтейну пару часов хорошей погоды".